Вошедшее в русский обиход после выхода «Гардемаринов» выражение «Звезда моя!» как никакое другое отражает суть образа Анастасии Ягужинской – блистательная и холодная, далекая и непознанная, манящая и недостижимая… Еще интереснее раскрыт характер героини, существование которой в истории до сих пор ставится под сомнение, в дилогии Н. Соротокиной «Трое из навигацкой школы».
В фильме С. Дружининой она выглядит противоречиво – то пугает своей властностью (ее побаивается и «спаситель» де Брильи!), то совсем по-детски плачет во время ареста и зовет маму, в то время как та держится с подчеркнутым достоинством; то злорадно бросает о матери «Сама виновата!», алчно роясь в ее шкатулке с драгоценностями, то горько кается и упрашивает Сашу передать матушке спасительный крест; то непонятно зачем «сдает» тетке-игуменье Алешу Корсака («Девица эта – переодетый гардемарин!»), чем осложняет положение сбежавшей Софьи, то смело вступается за сторожа домика на болотах, избиваемого де Брильи, признаваясь: «Это я выкрала твои бумаги!» Еще интересней и сложнее персонаж этот у Соротокиной.
Анастасия Ягужинская в фильме "Гардемарины, вперёд!"
Одну из лучших невест России мы застаем в крайне печальный момент ее жизни: мать в тюрьме, от дома шарахаются, как от зачумленного («Арестовали, значит, сами виноваты!»), слежка ведется круглосуточно. Вдобавок, душу терзает память о только что совершенном предательстве – с перепугу юная совсем девица не столько оговорила мать перед следствием, сколько согласилась со всем, что ей подсказали ушлые следователи, раскалывающие и не таких нестойких. Однако предательство есть предательство, и Настенька горько кается – вперемежку с жалостью к себе и гневом на мать, на которую у нее множество невысказанных обид (в XVIII веке девиц не учили высказывать свое недовольство старшими, да и хоть что-то говорить им поперек).
Легко понять отвращение Анастасии к Анне Гавриловне: первое ее появление в романе изображается глазами Алеши Корсака, которому сорокалетняя прелестница заявляет «Пора на мужские роли!». И хорош бы он был в тот вечер, не случись ареста Бестужевой: повсеместный фаворитизм той эпохи развращал и самых лучших… Все это – на глазах у девицы на выданье, и до своего разговора с Алешей Анастасия уверена, что одними заигрываниями стареющей красотки с безусым юнцом не обошлось. Пытаясь молиться, вспоминает: траур по отцу носила до неприличия недолго, румяня рябое лицо, быстро собралась замуж. Саму ее одевает плохо, пытаясь перебить кавалеров у дочери-невесты. Но сквозь этот понятный для девицы неполных восемнадцати лет эгоизм пробивается упорно – стыдно, молись за мать, которая в тюрьме!
Однако молитва не идет - Настя хочет жить, а помочь ей некому! Надо скорбеть, а ей хочется праздника, и истина о суровости жизни не гнездится в прелестной голове, подобной экзотическому цветку. Прекрасная Анастасия, которую Алеша простодушно называет феей, а де Брильи зовет звездой, не создана для суровой жизни. А тут и нежданное спасение – Париж!
Анастасия Ягужинская и де Брильи в фильме "Гардемарины, вперёд!"
У русской душой Анастасии совсем не лежит душа ни к Парижу, где «И икон-то нет!», ни к де Брильи – носатому и важному, самодовольному и презирающему все русское. Последнее ему не спускает спасенная им же от возможной расправы дочь государственной преступницы – в ответ на порицание русских обычаев и облика русского человека платит той же монетой, вдобавок, указывая незадачливому кавалеру на слабость его аргументов («Все в кучу!»). И звонко хохочет, отправив его в баню и оставив с его же длинным носом! А заодно и провернув рискованное дело похищения из его камзола бумаг, хотя и ей не хочется лезть в дела политики.
Однако у нее никто не спрашивает, как не спросят и в последствии, когда ей, уже статс-даме при простившей ее государыне, придется вступить в дела «младшего двора», за что и придется заплатить повторной опалой. И вот тут-то характер Насти приобретет всю полноту! Прежде она вечно жалела себя, была жадной до удовольствий и всеобщего почитания гордячкой, способной потребовать от человека почти невозможного ради свои целей: как хочешь, так и сумей передать хоть крест матушке в крепость, хоть бумаги Бестужеву! Теперь это человек, сострадающий и мужу, и матери, понимающий: горька моя доля, но им-то еще хуже…
Так и дорастет она до настоящей любви к Саше: если поначалу юный гардемарин выглядел лишь спасением от мнимо благополучной жизни на чужбине с нелюбимым, то теперь, пройдя сквозь испытания погрязшего в кознях и разврате дворца Елизаветы, сквозь страх разделить судьбу опальной матери и бесславно овдоветь, сквозь высказанное вслух сетование «Зачем увез из благополучной Франции???» Анастасия наконец-то принимает то, что когда-то нашептывал ей образ Богородицы: «Смирись. Жизнь полна испытаний, принимать их нужно смирно и с достоинством».
Таков путь сиятельной особы, пролетевшей подобно комете в сумрачном небе и канувшей в небытие весьма типично для XVIII века, и потому – правдоподобно!
Автор статьи: Юлия Лысякова.
